Я делаю ободряющий глоток мимозы, выпивая почти половину бокала за один раз.

– Это называется не объективность, а самообман, – усмехается Элли. – Фрея, ты совсем слепа к своей уникальной красоте. Серьезно, как ты не видишь, что твое место на обложках журналов?

– Нет! – смущенно протестую я. – Это вообще не так.

– А вообще, к черту журналы, – перебивает меня Элли. – Не стоило мне такое говорить. Именно они заставляют нас думать, что существует только один вид красоты. Фрея, ты потрясающая, а твой внутренний голос – злая лживая сучка.

– Что? – со смешком переспрашиваю я.

Элли пожимает плечами.

– Это правда. У всех нас в голове есть этот мерзкий голосок, который рассказывает нам ложь о самих себе, в которую мы верим. Например, я считаю, что не заслуживаю Роана из-за того, как много боли причинила ему тем глупым видео в прошлом году. Через неделю мы женимся, а ему до сих пор приходится мне напоминать, что я прощена.

– Элли, это ужасно. – Я беру ее за руку. – Роан очень сильно тебя любит. Одна ошибка не может настолько все изменить.

– Она убеждает себя в этом из чувства самосохранения, – добавляет Слоан с дрожью в голосе. – Она думает, что так не сломается, если произойдет худший вариант развития событий. Но я могу сказать из собственного опыта, что это не поможет. – Все поворачиваются к Слоан. – У моей дочери был рак. Даже несмотря на то, что она уже несколько лет в ремиссии и абсолютно здорова, я до сих пор задерживаю дыхание каждый раз, когда она жалуется на какую-то боль.

Я делаю глубокий вдох, слушая ее откровенный рассказ, который возвращает меня в тот год, когда я жила вместе с ней и Софией.

– Твой внутренний голос – лживая сучка, – снова говорит Элли и ударяет кулаком по столу.

Слоан улыбается настойчивости подруги и согласно кивает.

Лесли поднимается со своего места и говорит:

– Мой отец вел себя просто ужасно по отношению к моей маме, поэтому каждый раз, когда Тео хотя бы немного раздражен, я говорю себе, что он может стать таким же, как отец, хоть в глубине души знаю, что это не так.

– Лживая сучка! – повторяет Элли, и в этот раз к ней присоединяется Слоан.

Затем в разговор вступает Поппи:

– Растить близнецов очень тяжело, и я боюсь, что я ужасная мама.

– Лживая суча! – кричат Элли, Слоан и Лесли.

– Я ненавижу свои бедра, – говорит Белль, опираясь локтями о стол. – Они стали еще больше после рождения малыша Джоуи. Мне кажется, мое тело отвратительное.

– Лживая сучка! – скандируют Элли, Слоан, Лесли и Поппи.

Следующей голос подает Инди:

– От беременности Бекс у меня остались красные растяжки, из-за которых я больше никогда не хочу раздеваться перед Кэмденом. Он говорит, что любит эти отметины, потому что они символизируют бесценный подарок в виде нашей дочки, но я все равно постоянно переживаю из-за этого.

– Лживая сучка!

Все поворачиваются к Ви, которая за все это время не сказала ни слова. Она качает головой и смотрит на нас со слезами на глазах.

– Я боюсь, что меня недостаточно, чтобы Хэйден был счастлив. Боюсь, что, как бы я ни старалась, он все равно снова совершит попытку суицида.

Комната резко замолкает, осмысливая слова Ви. Я качаю головой, потрясенная тем, как все эти невероятные, сильные, успешные женщины открыли мне свои души и показали темные стороны своих страхов.

Никто не идеален.

И все врут.

– Лживая. Сучка, – беру я за руку Ви.

Она кивает и улыбается мне, не обращая внимания на слезы, бегущие по щекам.

– Лживая сучка.

Элли поднимает свой бокал шампанского и смотрит на нас.

– Давайте выпьем за то, чтобы заткнуть свои внутренние голоса, лгущие нам, и начать жить жизнью, которую мы заслуживаем!

– За нас, – улыбаюсь я.

Мы все воодушевленно чокаемся бокалами, закрепляя нашу клятву друг другу.

«Кто бы мог подумать, что наряд для дандональдских игр горцев заставит меня так сильно нервничать», – думаю я, разглаживая свою юбку. Мы с девочками едем в микроавтобусе в замок Дандональд, где нас ждут парни.

Утро они провели на десятикилометровой групповой гонке, которая, по-видимому, заканчивается распитием виски. Боюсь представить, в каком они состоянии, раз они пьют с десяти утра.

Впрочем, если быть честной, я и сама немного навеселе. Мы с дамами распили несколько бутылок шампанского, пока собирались. Когда мы доезжаем до замка, время едва перевалило за полдень. Впереди нас ждет длинный день.

Мы выходим из машины, и Слоан с Лесли понимающе мне улыбаются.

– Ты выглядишь очаровательно, – качает головой Лесли. – Карманы – идеальный завершающий штрих.

Она говорит о наряде, который я сшила для сегодняшнего праздника. На мне расклешенное платье в стиле пятидесятых с кокетливой юбкой, круглым вырезом и рукавами в три четверти. Оно обнимает меня в талии, а на бедрах и посередине – крупная плиссировка, напоминающая килт. Этот классический дизайн не представляет из себя ничего особенного, но я совместила его с остатками шотландки клана Логан, которую Мак принес в бутик. Великолепная зеленая клетка определенно прибавляет особого шарма.

Услышав, как Мак отзывался о своем идеальном килте, я решила, что будет забавно прийти в платье в этом стиле. Когда я показала свое творение девочкам, они очень умилились и начали делать еще больше предположений о наших отношениях. Я заверила их, что платье было сделано исключительно ради шутки.

Пробравшись через толпу на парковке, мы идем по траве к замку. Вдалеке видно парней, сидящих за столами для пикника с пластиковыми стаканами, в которых, как я предполагаю, налит виски. Они окружены другими мужчинами в килтах. Очевидно, большая пьянка в самом разгаре.

Независимо от степени их опьянения, все они выглядят просто потрясающе в разноцветных килтах и грубых ботинках с носками. Я замечаю, что их ноги забрызганы грязью, а футболки в пятнах – скорее всего, от утреннего бега.

Этот стиль Мак называет «повседневным килтом», который, оказывается, очень отличается от «парадного килта». Я видела фотографии парадных килтов в интернете, но, насмотревшись на настоящих взъерошенных и грязных от соревнований шотландцев вживую, я точно могу сказать, что повседневные нравятся мне больше.

Я оглядываю толпу в поисках Мака, раздумывая, где он может быть. Внезапно он выходит из-за угла с парой парней – видимо, местных. Они все попивают виски, ведя беседу.

– Выглядите отлично, ребята! – навстречу им кричит Элли, привлекая все внимание к нам.

Мужчины оставляют свой виски, чтобы поприветствовать своих женщин с широкими гордыми улыбками. Мы с Маком встречаемся глазами, и я ожидаю, что он начнет смеяться, как только увидит мое платье.

Но он не смеется.

И даже не улыбается.

Он выглядит хмурым.

Я оглядываюсь, чтобы проверить, не сердится ли он на кого-то другого. Может, старого местного врага? Но рядом со мной никого нет. Все женщины ушли к своим мужчинам, и я одна стою в траве под суровым взглядом Мака. Он пялится на меня так, словно я – лох-несское чудовище.

Мой живот скручивает от волнения. Я спешу к нему мимо счастливых парочек, не обращая внимания на болтающих с ним парней.

– Прости, пожалуйста. Я думала, что тебе это покажется забавным, – выпаливаю я, оказавшись с ним лицом к лицу.

Я прячу руки в карманы своего платья и нервно оглядываюсь на наших друзей, с сочувствием в глазах наблюдающих за разворачивающейся сценой.

Боже, что я натворила?

Я снова смотрю на Мака, который таращится на мое платье так, словно оно испачкано запекшейся кровью. Вытянувшись по струнке, с раздувающимися ноздрями он сминает стакан с виски в своей руке.

– После килтов осталась лишняя ткань, и мне захотелось порукодельничать, – бормочу я высоким встревоженным голосом. – У меня, видимо, мозг отключился, пока я это платье делала, потому что очевидно, что я перестаралась. И когда надевала его утром и подбирала эту дурацкую помаду в тон, тоже головой не думала. До меня наконец-то дошло, насколько глупо я выгляжу.